Анатолий Радов - Нулевая область [СИ]
Дед занёс ружьё в сарай и вернулся с чайником.
— Ну что, чайку попьём? — спросил он, посмотрев на небо. — Вечереет уже.
Не дожидаясь ответа, дед пошёл по дорожке в сторону огорода.
— Опять чаёк этот, — протянул Пашка. — Блин, надоело уже. Сейчас бы водочки.
— Вернёмся, нажрёмся водочки, — заверил Макс.
Он догнал деда, свернувшего за угол дома, и увидел на земле, в паре метров от стены дома, чёрную горку пепла. Дед уже поставил чайник на обильно, по всей площади потрескавшийся бетон дорожки, и взяв в руки тяпку, сгребал часть пепла в сторону.
— Сейчас уберусь тут чуток, — проговорил он, двигая тяпкой. — Собирается постоянно.
Макс разглядел, что пепел лежит на ржавом листе железа, а с двух сторон этого листа воткнуты в землю две толстых деревянных рогатины. На одну из них была прислонена тонкая арматурина, слегка согнутая пополам. В метре от кострища лежали два широких бревна, положенных под прямым углом друг к другу, и Макс подойдя к одному из них, не без удовольствия присел. Усталость уже давно чувствовалась в теле, и хотя больше не физическая, а какая-то моральная, но всё равно, хотелось отдохнуть, как будто только что закончил тяжёлый труд.
Дед уменьшил кучу примерно наполовину, и приставив тяпку к рогатине, присел на корточки. Взял лежавший возле бревна пучок сухой травы и положил его на оставшийся пепел, потом туда же уложил домиком тонкие веточки, и достав из кармана коробок спичек, принялся разжигать. Пашка сел рядом с Максом и удивлённо поглядел на деда.
— У вас что, за тридцать лет спички не кончились? — спросил он, и усмехнулся.
— А ты знаешь, Паша, сколько ящиков в сельмаге было, когда всё началось? — сказал дед, бережно поднося спичку к пучку травы.
— Откуда ж, — буркнул Пашка.
— Ну так вот тож. Тринадцать ящиков. Это только маленьких. Ещё четыре с большими коробками, — дед улыбнулся, глядя, как пламя понемногу крепнет, перебираясь на тонкие веточки. — А знаешь почему?
— Не-а, — Пашка мотнул головой.
— А потому что кроме них к нам почти ничего и не привозили. Ну, соль ещё была.
— Да-а, — протянул Пашка. — Плохо жили.
— Да не плохо жили, Паша. Хорошо жили. Нам здесь всего хватало.
— Странно, — Пашка пожал плечами.
— А чего ж странного? Человеку много не надо. У человека когда избыток, он дурнеет. Всякая чушь в голову лезть начинает. То ему не так, это не так. А когда всего в меру, тогда и на душе хорошо.
— Не, я не согласен, — Пашка значительно покашлял, собираясь вступить в умную полемику, но Макс его зло остановил.
— Да какая разница — согласен, не согласен. Люди, блин, уже тридцать лет живут тут без всяких твоих несогласностей.
Пашка обиженно промычал.
— Хлопцы, не бранитесь, — дед медленно поднялся. — Максимка, подай там за бревном дровишки.
Макс обернулся. За бревном лежало штук десять толстых, нарубленных веток. Он стал брать по одной и подавать деду, а тот аккуратно улаживал их, так, чтобы не сбить невзначай ещё слабое пламя.
Когда были уложены шесть веток, дед взял чайник, надел его на арматуру и установил арматуру на рогатины.
— Ну, вот, — довольно выдохнул он, усаживаясь на второе бревно. — Через полчасика закипит.
— Ни фига себе, — Пашка идиотски заулыбался. — Вот у нас там, ну в нашем мире, электрочайники, нажал на кнопочку, две минуты и готово. А вы тут что, вот так круглый год на костре всё и готовите?
— Ну почему же, — дед удивлённо вскинул брови. — На костре только летом, а зимой на печи. Топить есть чем. Мы из пустующих домов и полы снимаем, и балки с крыш. Аккуратно, конечно, топим, по чуть-чуть. Вот если бы коровы были…
— Коровами топили бы? — Пашка засмеялся.
— Зачем коровами, — дед усмехнулся. — Кизяком бы топили. Да без коров вообще плохо. Их как краки резать начали, мы и погубили всех. А что делать? Так бы они их всех поутаскивали. Да и лишний раз наведывались они сюда за ними, а заодно и людей жизни лишали. В общем, — дед тяжело вздохнул, — Об одном сейчас жалею, что молока парного попить уже, наверное, никогда не доведётся.
Макс не вслушивался в разговор деда и Пашки. Он смотрел на костёр, и этот костёр, в отличии от погребального, вызывал спокойствие и надежду. Быстро темнело, и в надвигающейся темноте, костёр становился всё более живым и каким-то своим. Макс представил, сколько вот так людей, ещё давно, до первых цивилизаций, смотрели на огонь и чувствовали тот же покой и надежду, которая теперь была в нём. Миллионы. Миллионы выживающих в суровом мире, наполненном опасностями. А потом те опасности перестали существовать. Люди заняли верхнюю позицию в пищевой цепочке, благодаря развившемуся разуму, и им стало казаться, что те опасности больше не вернутся. Никогда. И так прошли тысячи лет и вот вдруг, здесь, в этой маленькой деревне всё вернулось. Вернулось к тому времени, когда люди были всего лишь выживающими, а не полновластными владыками. Откуда вернулось? И главное — зачем?
— Вот я помню, ещё после войны, — услышал Макс дедовский голос. — Мы только коровками и спасались. И заготовителям молоко отдавали, и себе немного оставалось. Вот я думал, тогда тяжело было, а теперь всё же тяжелее. Тогда мы понимали, что всем тяжело, что для своей страны стараемся, а сейчас выживаем только, да и всё. Я вот помню в сорок восьмом заболел сильно. Тифом. Так мать в город ездила. Почти все вещи отцовские продала и лекарств с продуктами купила. А я тогда ничего не понимал, в бреду был.
Дед взял палку и пошурудил костёр.
— Егорыч, скажи, а как вы думаете дальше жить? — Макс чуть наклонился вперёд. — Ну, когда закончится всё. Спички, патроны… вообще всё.
Дед несколько секунд молчал.
— А и не знаю, — сказал он, наконец, и Макс ожидавший услышать в его голосе волнение или грусть, услышал к своему удивлению только спокойствие, простое и уверенное. — Как-нибудь, Максимка, как-нибудь. Ох ты! — дед вдруг стукнул себя ладонями по коленкам. — Кружки ж там, в доме. Ай-яй-яй. Сгоняй, Пашок, а? А-то запамятовал что-то я.
— А чего я сразу? — заартачился Пашка и недоумённо посмотрел на Макса.
— Я схожу, Егорыч, — Макс быстро поднялся, отвечая на взгляд Пашки холодной усмешкой. — Пашка краков опасается. Да, Пашок?
— Ничего я не опасаюсь. Влом просто. Как что, так сразу Пашка. Я что крайний, что ли?
Макс вернулся с кружками, и увидел, что дед уже снял чайник с костра и поставил его на бревно. Пашка сидел сгорбившись, и исподлобья смотрел на костёр. На его лице шевелились красноватые блики, делая всё его выражение каким-то злым. Рядом с костром, на земле лежала арматура, и слабо краснела в незаметно подступившей и укутавшей этот мир темноте. Поставив кружки рядом с чайником, Макс присел возле Пашки и легонько толкнул его в плечо.
